Продолжая недавний пост, хочу сказать об эскапизме, заполонившем (если не сказать "засравшем") мозги современной публики. Времена, как сказал поэт, не выбирают, в них живут и умирают - но кто запретит человеку попытаться сбежать, не сходя с места? Он и пытается. И искусство ему старательно помогает, ведь у искусства всех времен и народов есть целые жанры, целые виды, целые пласты средств, споспешествовавших эскапизму. Это, конечно, не примета нашей эпохи. Чем безрадостней мир вокруг, тем великолепней образ рая в творчестве каких-нибудь титанов Возрождения. Чем грязней и ничтожней существование обычного человека, тем поэтичней враки о загробном блаженстве, кое ожидает праведных. Такова функция искусства - дарить надежду сирым и убогим.
Новое тысячелетие принесло с собой море удобств. Мне, человеку, заставшему конец XX века - без интернета, сотовых и спутникового телевидения, видно, насколько прежние времена были неласковы. Они испытывали нас на прочность малооплачиваемой, низкоквалифицированной работой, не выясняя, кто из нас в душе скульптор, а кто режиссер. Не давая возможности выйти на признание и одобрение со стороны общества раньше, чем мы чего-то добьемся. Не предлагая симулякров успеха и профессионализма в виде собачьих розеток с форумов и фестов. Зато новое время купает молодежь в овациях и непрерывно предлагает все новые и новые способы самоудовлетворения - в отрыве от реальных достижений и общества, в кругу виртуальных единомышленников.
И почему, спрашивается, молодые поколения даже большие эскаписты, чем мы, дети доинтернетной эры?
Видимо, гамлетовский вопрос "Быть или не быть?" особенно остро стоит сейчас, когда на него появился другой ответ. Не обязательно давать себе расчет простым кинжалом, рискуя после смерти провалиться прямо в ад. Можно выкинуть свою жизнь в мусор, не совершив ничего греховного и даже предосудительного. Достаточно решить, что действительность недостаточно хороша для тебя. Что в ней страшно быть. А значит - не быть. Пора валить, за мной, читатель, я покажу тебе настоящую жизнь!
Людям претит серая повседневность, ничего в ней нового: все так же злобствует свекровь или теща, все так же глуп начальник или подчиненный, все так же не хватает денег на светлую мечту или на грязные пороки, все так же перспективы неясны или ясны, не знаешь, что хуже. Вот на поверку и выходит: реал для нас не столько источник скуки, сколько тревоги. А где тревога, там и страх. Мы, может, и справились бы со своими страхами, поддержи нас искусство в мужестве и твердости, наставь на путь истинный. Но проблема как раз в том и состоит, что дорогой наш современный писатель трус едва ли не больше читателя. Поэтому не мы его используем как опору и поддержку, а он нас - как щит, прикрывающий от страшной, страшной действительности.
Графомания начинается именно здесь.
Писатель боится мира, в котором живет, и щедро несет свой страх в массы. Боится неудобств, обусловленных эпохой, и оттого в его произведениях лошади ведут себя как мотоциклы, кареты больше похожи на скоростные поезда и в каждом медвежьем углу имеется
Словом, МТА, ничтожество по сути своей, использует читателя, куя из него щит супротив реала. Может, младоаффтар и не особо хорош в ковке, но чего не сделаешь за десятилетия при полной поддержке творческой и околотворческой интеллигенции? Читатель уже вовсю поддерживает идею "расслабиться и не загружать мозг", забывая, что:
а) ему всегда пригодится умение концентрироваться, загружаться и использовать свои знания по полной,
б) и никогда, ни при каких обстоятельствах не пригодится информация про волшебные миры, где только и ждут современных невежд и неумех, подсаженных на интернет.
Не спорю, расхолаживающее бормотание литературных кумиров современности порой приятно, словно мороженое в жару и десерт после обеда. Однако прав был Марсель Пруст: "Легкое чтение столь же нездорово, как конфеты и пирожное". Мозги надобно беречь от нездоровой пищи так же, как фигуру. Некоторые еще в молодости разъедаются так, что ни здоровья, ни нормального вкуса уже не вернуть. А от пищи для ума вроде той, которую предлагает низшее звено литературной цепочки, следует воздерживаться при любом информационном голоде - разве что у вас крепкий иммунитет. Ну или вы эксперт по тестированию всякой дряни - например, культуролог, пишущий про масс-культуру.
Вся трудность в том, по чему судить. По брендам? При бесстыдстве-то современных пиар-технологий и странностях вкуса широкой публики? Вливаться в ряды пипла, берущего в рот и в ум всякую дрянь? Ах, не хотите быть пиплом? Значит, надо разрабатывать вкус, как разрабатывают конечность, чтобы она стала пластичной и могла, например, играть на музыкальных инструментах. Или вышивать крестиком.
Первое, что различает тренированное чутье - это пошлость. Ее трудно не заметить, она пронизывает произведение насквозь, обволакивает его, точно гнилой запах помойные баки. Поэтому остановиться возле баков и лопать свой фастфуд может только человек с атрофированным чутьем. Или с инверсией чутья. Существуют такие сбои восприятия, при которых реакции (базовые, как отвращение) искажаются и замещаются другими. То, что самой природой запрограммировано для выживания (например, отвращение к мертвечине у не-падальщиков), превращается в интерес и удовольствие. Такого рода сбои могут быть и врожденными, и приобретенными. Коли человека жизнь скрутила, он ищет себе фастфуд в самом вонючем баке, улавливая нотки аппетитного аромата в том, что здоровый и благополучный индивид назовет миазмами. Коли социум промыл человеку мозги, тот не замечает пошлости и в предмете, состоящем из пошлости чуть менее, чем полностью.
Как производится подобное промывание? Да так и производится - путем подмены ценностей. Пошлость и дурновкусие есть противопоставление изысканности, n'est-ce pas? Поставьте на место изысканности жеманную белиберду - и что вы получите в качестве пошлости? "Плохие слова", как выражаются сетефеечки, позитивные нарциссы, самонадеянные младоаффтары, полагающие, будто они-то точно знают, какие слова плохие, а какие хорошие. Даже если они в принципе не понимают, что такое значение слова - не говоря уж об оттенках значения.
Для меня плохое слово - это мертворожденный, скрипящий на зубах текст. Все эти "саркофаг постепенно мутирует", "стражник зычным голосом произнес", "нет на свете людей хуже лунатов", "разделяла неприязнь, но старательно боролась с этим недостойным чувством"... За фразой ничего нет, она здесь, как говорил один мой знакомый математик (человек, противостоящий любой вербальной культуре, но оттого ничуть не менее талантливый в своей области), "без никому вовсе": ни мысли в ней, ни чувства. Из пустых фраз элементарно лепится любовно-производственный роман, в котором что доклад о перевыполнении плана, что счет нефритовых жезлов, побывавших в гроте наслаждений, ведется в одной тональности. И если отрешиться от некоторых, гм, терминов и эпитетов, можно запросто перепутать сабж.
Легкозаменимые темы, легкозаменимые слова, легкозаменимые идеи, конечно, не изобретены в XXI веке. Но именно в новом тысячелетии они расцвели столь непритязательным махровым цветом, не требуя от автора даже элементарной грамотности. Зато предоставив over 9000 вариантов всяческого "и все заверте".
В наши дни болото любовно-производственного романа засасывает в себя все новые и новые жанры, отговариваясь тем, что они-де развлекательные. А значит, ни безграмотность, ни клишированность, ни, уж извините за словечко из советской критики, безыдейность не помеха лепке маловысокохудожественного писева. То-то даже фанфикшен нынче гоняет шкурку, используя забубенные схемы советских времен: на работе герой отважно вступает в конфликты с косным начальством, бескомпромиссно идет к своей цели, горячо вступается за несправедливо раскритикованных (вариант - обиженных, посаженных, непризнанных, да попросту убогих) хороших людей, встречает любовь всей своей жизни, относится к ней трепетно до того, что хочется дать
Если вы полагаете, что я не понимаю, как можно на волне полового созревания абажжжать пересиропленный, по-дурацки вывихнутый текст "своих" писателей, то будьте покойны - понимаю и еще как понимаю. Во все времена молодежная ЦА поднимала на щит таких же молодых, невежественных, напуганных необходимостью взросления мелких трусишек. Выразителей чаяния и отчаяния молодых, так сказать. Вот только отношения к художественному вкусу подобное обоже не имеет. Ни малейшего.
Чаще всего это простая отработка аффекта - агрессия, тревожность, сексуальная тяга, любое сильное чувство требует отработки, снятия эмоционального напряжения. И пусть эмоциональный уровень у текста очередного МТА, как у солдатского сухаря, кто-то непременно сможет на ним поплакать или это... укаваиться! А потом все свои
А есть те, кто не меняется, неизменные читатели и неизменные писатели. Вечные подростки с их вечной боязнью уподобиться родителям. Разочаровать родителей. Разозлить родителей. Получить отказ от родителей или от замещающих их фигур. Вся их жизнь вращается вокруг страхов, связанных с родителями. И вот когда эти ребятушки находят друг друга, а со стороны за тем, как они сливаются в экстазе, наблюдает дядя рвач-издатель - ничего хорошего не жди. В результате сделанных дядей издателем выводов вы через несколько лет открываете книгу за книгой и обнаруживаете там текст, позиционируемый как нечто светлое-доброе, развлекательно-воспитательное, вразумляюще-увлекательное и аккурат подходящее для детей и подростков. После прочтения первых страниц вы растерянно задаете вопрос: в каком качестве подходящее? Ну ладно, ладно, кому и
В искусстве пошлость - не секс, не насилие, не мат и не цинизм, а нечто иное. Пошлость - дитя страха перед жизнью и пустых амбиций. Что еще может родиться от поверхностного взгляда на мир и страстного желания выдвинуться "по партийной линии"?
